kerchpoluostrov.ru

Справка. Ноам Хомский родился 7 декабря 1928 года в Филадельфии, штат Пенсильвания. Он известен как основоположник генеративного направления в лингвистике, философ, теоретик, политический активист. Студентом он изучал математику, лингвистику и философию. С 1962 года является профессором в Массачусетском технологическом институте и преподает там по сей день. Соотечественники называют Ноама Хомского «Американский Сократ».

Одной из первых, а также и широко известных работ Хомского является книга «Синтаксические структуры» (1957), в которой он изложил идею генеративной, или порождающей лингвистики.

«Конечным результатом этих исследований должна явиться теория лингвистической структуры, в которой описательные механизмы конкретных грамматик представлялись бы и изучались абстрактно, без обращения к конкретным языкам»[1].

Особенность метода Хомского заключается в том, что он представил грамматику естественного языка в виде механизма, который способен породить бесконечное число грамматически правильных предложений при наличии изначально ограниченных языковых ресурсов. Однако его целью было не только выявить математически точную грамматическую систему, но также объяснить творческое использование языка людьми и механизмы усвоения языка детьми.

Идея универсальной грамматики возникла на базе целого комплекса исследований, посвященных теме связи языка и мышления, в частности на тексте Выготского («Мышление и речь», 1934), а также основана на взглядах Декарта относительно врожденного характера мышления.

Взгляды Ноама Хомского неоднократно претерпевали изменения, но его фундаментальная посылка оставалась неизменной – способность к языку является врожденной. Однако что именно является врожденным? Ученый считает, что универсальная грамматика как общий набор синтаксических правил встроена в мозг. Таким образом, логика, согласно которой мы выстраиваем предложения, оперируем языковыми конструкциями, продиктована самой природой, биологическими особенностями нашего мозга, и это является одним из условий, согласно которым существует универсальная грамматика.

«Исследование универсальной грамматики – это исследование природы человеческих интеллектуальных способностей. Оно пытается сформулировать необходимые и достаточные условия, которым должна удовлетворять некоторая система, чтобы считаться потенциальным человеческим языком, — условия, которые не просто случайно оказались применимыми к существующим человеческим языкам, а которые коренятся в человеческой «языковой способности» и образуют, таким образом, врожденную организацию, которая устанавливает, что считать языковым опытом и какое именно знание языка возникает на основе этого опыта»[2].

Действительно ярким примером в пользу этой идеи служит наблюдение за тем, как дети научаются языку. Примерно в возрасте двух лет ребенок уже понимает речь, очевидно не имея никакой теоретической основы для этого понимания. Кроме того, любой человек с нормальным уровнем умственного развития способен использовать язык.

В то же время у многих взрослых людей возникают трудности при изучении механизмов работы биологических или физических законов, хотя эти системы устроены на порядок проще, чем лингвистическая, как утверждает ученый. Таким образом, Хомский уверен, что изучение структуры языка, а также его свободного употребления поможет понять устройство человеческого ума. Его теория была новым подходом в изучении проблемы отношений языка и мышления.

Наиболее оригинальным и действительно революционным аспектом теории языка Хомского стала его убежденность в том, что формирование языка происходит не от звуков к словам и, далее, к предложениям, а, наоборот, от абстрактных синтаксических структур к фонетике. Таким образом, генеративизм стал заниматься не изучением и описанием языка, но моделированием процесса формирования языка вообще, на самом абстрактном уровне, изолированном от привязки к какому бы то ни было конкретному языку.

Однако с точки зрения эпистемологии, теория универсальной грамматики приводит нас к признанию невозможности получения объективного знания индивидом, то есть к антиреализму. Врожденная способность к языку, если таковая и есть, обеспечивает, но и ограничивает наши познавательные возможности — в точности, как категории в теории Канта.

В связи с этим вспоминаются взгляды позднего Витгенштейна, который был убежден, что невозможно обнаружить никаких устойчивых образований в естественном языке. Его точка зрения исключает существование универсальной грамматики. Согласно позднему Витгенштейну, мы не способны на адекватное постижение реальности как таковой. Индивид обречен иметь дело с «эпистемологическим плюрализмом», суть которого раскрыта в терминах «языковые игры», «семейные сходства» и «формы жизни».

Как бы мы ни относились к практическому аспекту теории генеративной грамматики, нельзя отрицать, что ее цели актуальны, а методы решения проблем оригинальны. Теория Хомского наряду с сильными имеет и слабые стороны, но тем не менее она произвела революцию в лингвистике: произошло смещение со структуралистской парадигмы на генеративную. Генеративная лингвистика, основанная на принципе рационализма и конструктивизма, выступила с активной критикой бихевиоризма.

В свою очередь интересно проследить за аргументацией Хомского, подвергшего критике теорию языка У. Куайна, который выстраивает свою теорию, опираясь на принципы холизмаⓘХолизм — позиция в философии и науке по проблеме соотношения части и целого, исходящая из качественного своеобразия и приоритета целого по отношению к его частям., эмпиризма и бихевиоризма. Куайн трактует эмпиризм как единственно возможную связь человека с внешним миром – предметы воздействуют на наши органы чувств, которые затем оформляют полученную информацию и посылают сигналы в мозг. Данной точке зрения соответствует бихевиористский принцип познания окружающей действительности, который можно выразить в формуле «стимул – реакция – подкрепление». По мнению Куайна, научение языку происходит согласно этой схеме. Таким образом, каждое используемое нами слово — это результат целенаправленного воздействия социального мира на индивида. Принцип холизма дополняет теорию языка Куайна и утверждает, что человек запоминает не просто отдельные слова, но целые комплексы, контексты, в которых слова могут употребляться.

Хомский критикует принцип бихевиоризма и показывает его несостоятельность, указывая на творческие основы языка. Слово, употребленное в нетривиальном контексте, не вводит нас в ступор, мы по-прежнему понимаем, какой объект имеется в виду, несмотря на слово, употребленное для нас необычным образом. Язык нами используется в соответствии с заданной ситуацией. Индивид способен понимать — точно так же, как и создавать — предложения, которые ранее не слышал.

В то время как, согласно бихевиоризму, индивид усвоит лишь те слова, которые были подкреплены достаточным образом, но это исключает возможность нетривиального использования языковых конструкций. Допущение, что способность к созданию и использованию языка заложена в нас биологически, не вступает в конфликт с фактом его творческого использования, так как она не ограничена факторами извне, как, например, при бихевиоризме.

Кроме того, бихевиоризм не объясняет природу синонимии. В рамках этой концепции невозможно объяснить процесс понимания индивидом различных слов со схожим значением. Таким образом, неясно, как ограниченный набор стимулов породит неограниченное количество вариаций использования слов.

Становление генеративной лингвистики стало возможным благодаря таким предшествующим традициям изучения языка, как философская грамматика, зародившаяся в семнадцатом веке, а так же структурализм, основоположником которого считается Фердинанд де Соссюр.

По мнению Хомского,

структурализм – это плодотворная область исследования, он «показал, что в языке существуют структурные отношения, которые могут изучаться абстрактно»[3].

Многие идеи, которые нашли свое воплощение в генеративной грамматике, были взяты из структуралистской традиции. Например, методы сегментации и классификации, которыми занимался  Соссюр, немного претерпев изменения, нашли свое применение у Хомского в поверхностной структуре языка. Однако генеративная грамматика охватывает больше областей исследования, она тесно переплетена с нейрофизиологией и психологией познания.

Фундаментальная работа Хомского «Язык и мышление» (1972) состоит из трех глав, которые в свою очередь написаны по материалам лекций, прочитанных им в 1967 году в Калифорнийском университете в Беркли. В первой главе автор описывает достижения ученых прошлого относительно изучения мышления через призму природных особенностей языка. Во второй главе Хомский описывает современные достижения лингвистов относительно данной проблемы. И в третьей главе он описывает свои умозрительные прогнозы о будущих достижениях лингвистики в изучении языка и мышления.

Теория, связывающая язык, мышление и сознание (психическая триада), возникает в противовес идее создания формализованного языка, машин с искусственным интеллектом. Хомский настаивает на том, что человеческий язык и мышление устроены более сложно, чем это пытаются преподнести разработчики искусственного интеллекта. Математическая теория и социально-поведенческие науки значительно упрощают процесс усвоения языка и формирование мышления, сводя все исключительно к системе алгоритмов.

«Соответственно, нет оснований ожидать, что имеющаяся техника может обеспечить нужную глубину проникновения и понимания и дать полезные результаты; она явно не смогла этого сделать и, фактически, ощутимые затраты времени, энергии и денег на применение вычислительных машин в лингвистическом исследовании не обеспечили сколько-нибудь значительного прогресса в нашем понимании использования языка и его природы»[4].

Хомский является сторонником психологизма, он акцентирует внимание на том, что необходимо изучать психику и сознание человека. В противном случае, «это подобно тому, как если бы естественные науки должны были именоваться «науками о снятии показаний с измерительных приборов»[5].

В то же время Хомский критикует подход, при котором способность к языку рассматривается как эволюционирующая. Говорить о том, что способность к речи развивалась в зависимости от целей индивида, неверно, считает ученый, т.к. язык имеет слишком много функций и разнообразные формы его использования.

«Допускать эволюционное развитие «высших» стадий из «низших» имеется не больше оснований, чем допускать эволюционное развитие от дыхания к ходьбе»[6].

Например, животные, обладающие ограниченным набором знакового языка, используют коммуникацию со строго определенными целями. Шимпанзе всегда будет показывать один и тот же знак или издавать один и тот же звук при желании сообщить зафиксированную за этим действием информацию. Использование языка человеком основано на других принципах. Человеческий индивид способен сообщить один и тот же факт множеством различных способов.  Кроме того, человек может говорить, просто потому что хочет общаться, он может обманывать, шутить, использовать метафоры и прочее. В связи с этим возникает необходимость ввести термин «языковая компетенция».

«Языковая компетенция – знание языка, имеющееся у каждого нормального носителя языка», а также знание некоторых способов использования языка в процессе его употребления говорящим или слушающим [7].

Иначе говоря, область применения языка настолько сложна, что не возникает сомнений в уникальности устройства человеческого интеллекта.

Хомский признает, что он не дает неопровержимых доказательств в пользу того, что универсальная семантика имеет биологическое происхождение. Кроме того, его теория не охватывает всей совокупности фактов относительно языка и мышления. Однако он настолько уверен в верности выбранного направления для развития лингвистики, что призывает ученых к активной разработке своих идей в будущем.

В заключении к труду «Язык и мышление» Хомский пишет:

«Я старался обосновать мысль о том, что исследование языка вполне может, как и предполагалось традицией, предложить весьма благоприятную перспективу для изучения умственных процессов человека. Творческий аспект использования языка, будучи исследован с должной тщательностью и вниманием к фактам, показывает, что распространённые сейчас понятия привычки и обобщения как факторов, определяющих поведение или знание, являются совершенно неадекватными. Абстрактность языковой структуры подтверждает это заключение, и она, далее, наводит на мысль, что как в восприятии, так и в овладении знанием мышление играет активную роль в определении характера усваиваемого знания. Эмпирическое исследование языковых универсалий привело к формулированию весьма ограничивающих и, я думаю, довольно правдоподобных гипотез, касающихся возможного разнообразия человеческих языков, гипотез, которые являются вкладом в попытку разработать такую теорию усвоения знания, которая отводит должное место внутренней умственной деятельности. Мне кажется, что, следовательно, изучение языка должно занять центральное место в общей психологии».

[1] Хомский Н. Синтаксические структуры = SyntacticStructures // Новое в лингвистике. — М., 1962. — Вып. II. С. 415

[2] Хомский Н. Язык и мышление // М.: Изд. Московский университет, 1972. С. 16 — 38

[3] Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. М.: Гнозис, 1994. Ч. I. С. 75–319.

[4] Выготский Лев Семенович. Мышление и речь. Изд. 5, испр. — Издательство ‘Лабиринт’, М., 1999. — 352 с.

[5] Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века // Язык и наука в конце ХХ века. М., 1995. С. 144—238.

[6] Хомский, Н. Аспекты теории синтаксиса / Хомский Н. – М.: Изд. Московского университета, 1972. С. – 278

[8] Quine W.V.O. Word and object. — Harvard university & the Massachusetts Institute of Technology, 1960. P. — 277